ВАРЛАМ ТИХОНОВИЧ ШАЛАМОВ (1907-1982)

Инстинкт самосохранения культуры

Есть обстоятельство, которое делает Шаламова исключительным явлением в писательском мире. Может быть, мой кругозор недостаточно широк, но аналогий не нахожу.
Все прижизненное литературное бытование Шаламова-прозаика шло за пределами страны проживания, по большей части в иноязычной среде и - по большей части - без всякого участия автора, лишенного за "железным занавесом" возможности влиять на свою литературную судьбу. При жизни Шаламова за рубежом вышло тринадцать сборников его прозы на семи языках, из которых только один, и то на французском, которого он не знал, увидел свет непосредственно по его инициативе. Не менее 125 рассказов и публицистических текстов на десяти языках были напечатаны в разного рода периодике и антологиях, но к нему эти издания, за исключением двух известных мне случаев, не попадали. О его книгах писали ведущие журналы и газеты мира - "Шпигель", "Ньюсуик", нью-йоркское "Книжное обозрение", "Монд", "Фигаро", "Стампа", "Гардиан", "Лос-Анжелес таймс" и т.д., - при том, что сам он имел к этому почти такое же отношение, как в бытность на Колыме. С его книгами полемизировали или солидаризовались такие крупные - и, что важно, имеющие сопоставимый лагерный опыт - фигуры как Примо Леви, Густав Герлинг-Грудзинский, Александр Солженицын, Хорхе Семпрун, но никакого публичного участия в этой полемике он не принимал, да и не мог принимать. На ум приходит только Гомбрович, двадцать пять лет проживший в Аргентине, в испаноязычной среде, писавший на польском и печатавшийся в парижском журнале, но этим сходство и ограничивается - при всей географической отдаленности Гомбрович поддерживал тесные связи с издателем и всегда был в курсе происходящего.
"Колымские рассказы" вышли из-под пера современника, их не облагораживала почтенная патина старины, они не были плодом деятельности какого-то вымершего, но обильно плодоносившего литературного направления, исследование и реконструкция которого входят в круг занятий академической науки, представляющей умершего автора на суде времени, выступающей в его защиту в качестве авторитетного эксперта и своего рода литературного агента. За "Колымскими рассказами" не стояла ни одна институция, кровно заинтересованная в продвижении автора, многие его книги выходили с искаженной фамилией.
К чему я это все говорю? К тому, что случай Шаламова - это химически чистый образец бытования литературного текста как такового, некая "Мария Селеста", дрейфующая без экипажа и порта назначения в жестоких водах мирового литературного процесса, в которых она обречена сгинуть. Какого рода культурные механизмы действуют в таких, вернее, в таком случае? Нет ли у культуры какой-то встроенной программы, которая в отсутствие автора, но в присутствии великого бесхозного текста начинает работать как бы сама по себе, не позволяя своему детищу кануть в забвение, храня его для будущего читателя, которому все равно, каким путем доходят до него книги? Нет ли здесь ответа на радикальное сомнение Шаламова, выраженное в письме Шрейдеру: "Вам надо знать хорошо - прочувствовать всячески, а не только продумать, что стихи - это дар Дьявола, а не Бога ... Антихрист-то и обещал воздаяние на небе, творческое удовлетворение на Земле ... В стихах нет правды, нет жизненной необходимости!"?
Хотя, конечно, во многом Шаламов прав - до личных трагедий художника музам дела нет.


PS. Пост написан давно, и все, что касается Шаламова, здесь неверно. Не убираю потому, что все, относящееся к изданиям "Колымских рассказов" на Западе, остается в силе.

__________


Варлам Шаламов. «У Флора и Лавра. Избранная проза», сборник, 2013, составитель Дмитрий Нич, PDF

Дмитрий Нич, «Московский рассказ. Жизнеописание Варлама Шаламова, 1960-80-е годы», 2011, PDF

Дмитрий Нич, «Конспект послелагерной биографии Варлама Шаламова. Библиография : тамиздат 1966-1988», 2020, PDF

«Варлам Шаламов в свидетельствах современников», сборник, издание пятое, дополненное, 2014, PDF

«Варлам Шаламов в свидетельствах современников. Материалы к биографии. Дополнительный том», сборник, издание второе, дополненное, 2016, PDF

Валерий Петроченков, «Уроки Варлама Шаламова»

«Варлам Шаламов. Серая зона». Дмитрий Нич - Сергей Бондаренко, беседа на сайте «Уроки истории. XX век»

Джон Глэд, "Поэт Колымы", статья в газете The Washington Post от августа 1982 года

Европеец

__________


НАВИГАТОР ПО БЛОГУ

Письмо Елены Ильзен-Грин Варламу Шаламову, 1965-67

Опубликовано в книге "Елена Ильзен"
Художественно-публицистический сборник. Тель-Авив. Издательский дом Helen Limonova, 2020
Составитель: Ирина Васюченко

Краткая биография автора.
"Елена Александровна Ильзен (в замужестве Ильзен-Грин) (1919-1991).
Родилась в Киеве. Ее отец – доктор философских наук А. И. Ашупп-Ильзен. Мать, историк и искусствовед Е. И. Моллесон входила в коктебельский круг Волошина.
В 1937 родителей арестовали; отца расстреляли, мать отправили в лагерь. Елену исключили из мединститута, она работала на Трехгорке, училась в Литинституте. Во время войны жила на Чукотке, преподавала английский. В 1947 вместе с сестрой Юлианой арестована, отбывала срок в воркутинских лагерях, была медработником, помогала многим заключенным.
В 1956 вернулась в Москву. В этом же году вся семья была реабилитирована. Работала в Медгизе, переводила. Была замужем за Г. Л. Грином, с которым познакомилась в заключении во воркутинском лагере. Стихи Елены ценила А. Ахматова. Первая книга стихотворений вышла уже после ее смерти в 1991 г.

"Под их кровом происходят встречи людей творческих, не отрекшихся от внутренней свободы, от потребности выражать свои мысли в слове. В ее памятной для многих квартире в одном из знаменитых писательских домов возле метро «Аэропорт» Галич дает концерты «для узкого круга без стукачей», здесь находят приют и понимание правозащитники Александр Гинзбург, Вера Лашкова, Владимир Буковский, да, наконец, множество интеллигентных, теперь уже мало кому известных людей, бывших лагерников и диссидентов.
Ее дочь Наталья : «Помню имена Жореса и Роя Медведевых, журналистки, писательницы, психоаналитика Ангелины Рор, приехавшей в СССР созидать социализм и попавшей в лагеря <...>, помню Льва Копелева, Константина Богатырева, литературоведа Леонида Пинского, любимого маминого друга, и многих, многих других…» (из книги "Елена Ильзен")

См. также Г. Кочур "Мои воспоминания о Елене Алексеевне Ильзен", "Журнал узников тоталитарных систем Воля", № 6-7, 1997.

Дата и место хранения письма не указаны. Письму предшествует краткое вступительное слово составителя.

( Collapse )

"Говно твой Пантюхов". Колымская хронология Шаламова, зима 1942/43 - весна 1946

В седьмом томе собр. соч. Шаламова были помещены наброски его очерка о Якове Гродзенском. Один пассаж меня удивил и озадачил.

" - Говно твой Пантюхов, - сказал Яков, когда смотрел мои магаданские справки.
Я и сам видел, что говно, но в жизни ничего не исправляю, даже хорошего мнения о своих друзьях в прошлом.
- Я не могу говорить о себе, хлопотать о себе. Но друзьям я могу говорить и делать. Возьмусь за твое дело.
Но в моем деле возникли такие чисто бюрократические препоны, которые Гродзенский, несмотря на свое апостольское настроение, не мог переломить..."

В примечании сказано, что речь, возможно, идет о справке Пантюхова относительно колымского стажа Шаламова, но это и так понятно.
В то время пищи для размышлений не было, конкретный материал появился только в последние годы - заявление Андрея Пантюхова в ГУЛАГ МООП от 12 июня 1964 и заявление Шаламова в ГУЛАГ МОСП РСФСР от 22 июня 1964.

Шаламов добивался для пенсии горняцкого стажа на Колыме и в своем заявлении насчитывает более десяти лет "подземных работ": "Более 10 лет (с 11 августа 1937 года по 10 ноября 1947 года) я работал на различных подземных работах в угольных шахтах и в шахтах золотых приисков Дальстроя ... всего на 10 лет, 5 месяцев, 9 дней".
Пантюхов свидетельствует за собственной подписью почти три с половиной года стажа Шаламова на горных работах - с 25 декабря 1942 по 20 мая 1946 гг.
Что же происходило с Шаламовым в действительности в период, указанный в заявлении Пантюхова?

( Collapse )

"Колымские рассказы" в ирландском журнале "Cyphers", 1978

В письме Михаилу Геллеру от 14 апреля 1978 года Игорь Голомшток, преподававший тогда в Оксфорде, Великобритания, пишет, что они со славистами Майклом Скэммелом и Робертом Чандлером носятся с идеей издать Шаламова "более менее полным томом в хорошем английском переводе". Видимо, в качестве подступа к этим планам в дублинском литературном журнале "Cyphers" в 1978 году появились два рассказа Шаламова в переводе упомянутых англичан. Тогда же еще один рассказ, "Шерри-бренди", перевод которого Элейн Файнстайн ошибочно приписала Брюсу Чатвину, был опубликован в переводе Чандлера в лондонском авангардном журнале "Bananas". С изданием книги, однако, не задалось - их опередил Джон Глэд, выпустивший в Америке сборник "Kolyma Tales" уже в начале 1980 года.
В середине восьмидесятых Чандлер напечатал еще два рассказа, "Утка" и "Чужой хлеб", в основанном Скэммелом лондонском "Index on Censorship".
Итак, рассказы Варлама Шаламова в дублинском "Cyphers", оба в переводе Чандлера и Скэммела. С сайта журнала, поиск по ключевому слову Shalamov.

Varlam Tikhonovich Shalamov, "Cyphers", № 8 1978 - "Заклинатель змей"
Varlam Tikhonovich Shalamov, "Cyphers", № 9 1978 - "Ягоды"

М. Геллер - Л. Тимофеев - И. Сиротинская, о первых изданиях "Колымских рассказов", 1989-1991

Сложил в одну папку отдельными файлами и выложил на портале Internet Archive три статьи, касающиеся первых изданий "Колымских рассказов" в СССР - Михаил Геллер, "«Колымские рассказы» или «Левый берег»?", Русская мысль, 1989, Лев Тимофеев, «Поэтика лагерной прозы. Первое чтение «Колымских рассказов» В. Шаламова», журнал "Октябрь", № 3, 1991, и ответ Сиротинской во вступительной заметке к публикации эссе и воспоминаний Шаламова в июльском номере того же журнала.
Сиротинская, а вслед за ней советское шаламоведение двадцать с лишним лет мутили воду вокруг первых советских изданий "Колымских рассказов", в которых Сиротинская преподносилась как "составитель". Никаким составителем она, конечно, не была, а была публикатором - составителем сборников (или циклов) был Шаламов, издавший "Колымские рассказы" в самиздатском пятитомнике своей прозы в 1967-68 годах. Сейчас с этим все более или менее ясно, а тогда ясности не было и в помине - вылезает никому не ведомая архивная дама и почему-то считает возможным, видимо, благодаря доступу к спецхрану с рукописями Шаламова, составлять сборники его прозы. Прояснить ситуацию ничего не стоило, это можно было сделать в предисловии к любой журнальной публикации рассказов Шаламова еще в 1988 году: имеется авторское самиздатское собрание сочинений (а не некие туманные "подлинники"), с которого и публикуются тексты, - но тогда возникал вопрос, а при чем тут Сиротинская, кроме того очевидного обстоятельства, что у нее имеется доступ к рукописям? Сиротинская же имитировала бурную текстологическую деятельность и рассказывать, что она душеприказчица Шаламова, при его живой дочери опасалась, а когда Елена Шаламова (которая порвала с отцом, но юридически оставалась наследницей) умерла, душеприказчица уже вошла в роль Беатриче, и одной из главных ее забот стало утверждение собственного приоритета в ознакомлении мирового читателя с творчеством ее Данте. И при равнодушии русского культурного слоя она в значительной степени преуспела, породив попутно феномен лживого и безграмотного советского шаламоведения, которое монополизировало издания книг Шаламова в России и уминает чугунной жопой его многострадальный архив в РГАЛИ. Доходит до смешного - в семитомном собрании сочинений Шаламова первыми публикациями его рассказов названы публикации в советских журналах и газетах, тогда как многие его рассказы впервые увидели свет вообще не на русском, а на немецком и французском языках, а текст его речи к несостоявшему выступлению на втором вечере памяти Мандельштама (1966) появляется в двадцатых годах 21 века опять же в тамиздате в переводе на французский.
Поэтому не читайте высеры профессора Выбегалло, читайте аутентичные тексты, которые советское шаламоведение либо фальсифицирует, либо замалчивает.

Анна Оксенчук. Метатроп "раненая птица" у Шаламова, Мамина-Сибиряка, Л. Улицкой

Статья напечатана в сборнике "Аксиологический диапазон художественной литературы", Витебск : ВГУ, 2020. Электронная версия - на сайте Репозиторий Витебского государственного университета.


Интертекстуальный анализ концептуального метатропа "раненая птица" (в рассказах В. Шаламова, Д. Н. Мамина-Сибиряка, Л. Улицкой)

В статье на литературном материале показаны основные приёмы декодирования интертекстуальных связей текстов. Эти интертекстуальные связи могут быть выявлены на формальном и на метатропном уровнях.
Интертекстуальный анализ как метод возник на основе эстетико-философской концепции «диалогизма» М.М. Бахтина. Нынешняя острота этой проблемы обусловлена необходимостью осмыслить явления «модернизма» и «постмодернизма», для которых приёмы цитатного мышления, литературной мозаики, игрового дискурса являются важными объяснительными принципами письма. Теория интертекстуальности сегодня получает осмысление в работах различных авторов в России (Б.М. Гаспаров, И.П. Смирнов, Н.А. Фатеева, Н.В. Петрова, В.М. Москвин, В.И. Степанова и другие).
Цель нашей работы - показать приёмы декодирования интертекстуальных связей на литературном материале произведения Д.Н. Мамина-Сибиряка «Серая Шейка», В. Шаламова «Утка» и Л. Улицкой «Восковая уточка». Основными методами исследования являются: метод контекстного анализа с его приёмами внешней и внутренней интерпретации языковых единиц, метод интертекстуального анализа.
В большинстве случаев, согласно исследованиям интертекстуальности, лингвистическими средствами реализации интертекстуальных связей является всё то, что маркировано как связь с другим текстом: цитаты, заглавия, эпиграфы, аллюзии, антономазии, повторы ритмико-синтаксических моделей; синонимика, дериваты, новые трактовки традиционных образов и сюжетов; повторы с противоположным смыслом, стилизация, словесная игра и прочее. Все эти «смысловые следы» в текстах различных авторов свидетельствуют о цикличности и обратимости поэтических единиц внутри художественного языка как целостной системы, обладающей поэтической «памятью». Но в случае метатекстуальной связи происходит заимствование и перекомбинирование не столько языковых операциональных единиц, сколько ситуативных концептуальных инвариантов, декодирование которых и составляет, на наш взгляд, сущность интертекстуального анализа. Под концептуальным метатропом принято понимать устойчивую мыслительно-функциональную зависимость, образующую обратимые цепочки «ситуация - образ - слово» и создающую из отдельных мыслительных комплексов целостную картину мира (см. подробнее Н.А. Фатеева [3])
( Collapse )

Ласло Акош "In memoriam Varlam Salamov"

Графическая композиция венгерского художника Ласло Акоша (László Ákos) ) "In memoriam Varlam Salamov" с цитатой из Данило Киша, журнал культурной жизни "Tribuna" (Клуж, Румыния) № 242 1-15 octombrie 2012.
Электронная версия - на сайте журнала.


Lászlo Ákos In memoriam Varlam Salamov.png

Чжоу Лулу. "Колымские рассказы" в Китае

Главка из диссертации Чжоу Лулу "Российская художественно-документальная проза 1970-2000-х гг. и ее рецепция в литературоведении Китая", Москва, 2024. Электронная версия - на сайте Российского университета дружбы народов/


«Колымские рассказы» В. Шаламова

«Колымские рассказы» - цикл рассказов и очерков Варлама Шаламова, написанный на основе его личного опыта заключения в трудовом лагере в 1937¬1953 годах. В. Шаламов родился в одну эпоху с А.И. Солженицыным, хотя он и не так популярен, как последний, но его «Колымские рассказы» также известны во всем мире серьезностью темы и высокой нравственностью писателя. Обладая огромной художественной и моральной силой, «Колымские рассказы» представляют читателям странный и страшный, но реальный мир, раскрывают свойства человеческой натуры, проявляющиеся в экстремальных условиях. В 1978 году «Колымские рассказы» были изданы в Лондоне на русском языке, два года спустя вышли книги на французском и английском языках соответственно в Париже и Нью-Йорке. К сожалению, В. Шаламов умер в 1982 году, так и не дождавшись публикации своей книги на родине. Лишь в 1988 году первые публикации «Колымских рассказов» стали появляться в советских журналах, а их первое отдельное издание вышло в 1989 году — через 7 лет после смерти писателя.
Первая встреча китайской аудитории с «Колымскими рассказами» состоялась в 2001 году. В журнале «Мировая литература» были опубликованы некоторые из «Колымских рассказов» в переводе Лю Цзисина73  и У Цзяю74 : «Плотники», «Апостол Павел», «Заклинатель змей», «Сгущенное молоко», «Стланик», «Марсель Пруст», «Тропа». Эти произведения были переведены из книги «Несколько моих жизней», выпущенной издательством «Республика» в 1996 году. В 2016 году издательство Гуанси Педагогического университета опубликовало книгу «Колымские рассказы» в переводе Хуан Чжую и Тан Боннэ, в которую были включены четыре сборника: «Рассказы 30-х годов», «Колымские рассказы», «Левый берег» и «Артист лопаты». Появление китайского перевода имеет большое значение для изучения и восприятия В. Шаламова и его произведений в Китае.
( Collapse )

"Памяти Г.Г. Демидова", информационный бюллетень "Гласность", июнь 1987

Вероятно, первая статья о Георгии Демидове. Напечатана в первом выпуске неподцензурного информационного бюллетеня "Гласность", издававшегося Сергеем Григорьянцем. В июне 1987 года рукописи Демидова, изъятые КГБ, еще не были возвращены его дочери Валентине, и никто о нем ничего не знал. К сожалению, электронной версии этого номера журнала в Сети нет, есть только обложка.

Снимок экрана 2025-05-15.png

Сергей Фомичев, Анна Михайлова. Метаморфозы литературного образа

Статья опубликована в журнале "Русская литература", № 2, 2024, - Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, Санкт-Петербург. Электронная версия - на сайте ИРЛИ РАН.


Метаморфозы литературного образа (от подпоручика Киже до каторжника Берды Онже)

Опытный чиновник В. И. Даль часто сталкивался с нелепостями в казенных бумагах, что отражено в его произведениях. Любопытная ситуация с писарской опиской была отмечена в рассказах современников о Павле I, опубликованных Далем в журнале «Русская старина»1. Он повторял эти анекдоты и в устных беседах. Одну из них воспроизвел с. М. Сухотин, воспоминания которого были опубликованы в 1894 году в «Русском архиве». Запись от 21 декабря 1865 года: «Там (у Одоевских. — С. Ф., А. М.) был Владимир Иванович Даль, рассказавший два интересные анекдота времен Павла, а именно, кто кричал слушай. Император Павел, проживая летом в Гатчине, имел обыкновение после обеда отдыхать, сидя в кресле, в комнате, выходящей на улицу, с раскрытою дверью на террасу. В продолжение такого отдохновения все меры были приняты для соблюдения самой мертвенной тишины. Однажды камер-паж Яхонтов, впоследствии московский сенатор, страшный тогда шалун, вздумал, во время этого страшного царского дреманья, смешить какими-то фарсами стоявших у окна в нижнем этаже дворца фрейлин, которые, опасаясь шума, заперли окошко прямо в лицо Яхонтову, а последний к вящему их страху, вдруг закричал: слушай! И потом, соскочив с цоколя, убежал и скрылся. Павел, разбуженный этим криком, велел дежурным и коменданту отыскать во что бы то ни стало, кто кричал — слушай. Посланные сменялись один после другого; весь дворец и караул пришли в смятение, и после напрасных поисков старик-комендант уговорил одного из солдат взять на себя вину, обещая ему, конечно, богатое вознаграждение. Трепещущий комендант объявил государю, что виновный найден; тогда Павел, призвав к себе солдата, спросил его: Ты кричал: слушай? — Виноват, я, — отвечал солдат. Какой славный голос, сказал Павел, дать ему 100 рублей! — Другой анекдот о полковнике Киже, мне уже известный за выдумку, но подтвержденный Далем, только, хотя правдоподобный, но не так живописный. Павел, приняв ошибку писаря: подпоручики же (киже) за имя собственное, произвел этого Киже в продолжение одного года из подпоручиков в полковники и тогда потребовал его к себе для представления из какого-то отдаленного армейского полка. Штаб, т. е. Военная Коллегия для скрытия ошибки объявил его умершим»2.
В публикации В. И. Даля в «Русской старине» случай с писарской опиской не был документирован точным свидетельским показанием. Но в русской армии лишь в 1797 году было введено звание подпоручика3. Потому-то, вероятно, писарь и запутался в преддверии необычного для него чина («небывалого словца»), а Павел I, исправив по-своему эту ошибку, запомнил странную фамилию офицера, что и предопределило дальнейшее внимание к нему.
( Collapse )